1. Skip to Menu
  2. Skip to Content
  3. Skip to Footer>
  • Баннер

О творчестве М. Ю. Лермонтова

              Приведенная ниже публикация была напечатана в Тульских Епархиальных Ведомостях № 40 22 октября 1914 года.

Святое въ творчестве М. Ю. Лермонтова.

(На 2-е октября 1914 года).  (далее жми подробнее)

 

       Вся просвѣщенная Русь, цѣнящая свои художественныя силы, нынѣ чтитъ память своего великаго поэта М. Ю. Лермонтова по случаю 100-лѣтія со дня его рожденія. Празднованіе этого дня предположено начать панихидою; христіанская православная Русь будетъ молиться объ упокоеніи души своего поэта христіанина. Поэтому иамъ кажется умѣстнымъ сдѣлать хотя бы мимолетный очеркъ того, что сказано М. Ю. Лермонтовымъ по вѣчнымъ вопросамъ религіи и христіанства, и въ чемъ выразилось христіанское, религіозное настроеніе поэта.

       При оцѣнкѣ религіознаго настроенія М. Ю. Лермонтова для многихъ камнемъ преткновенія служила одна черта въ творчествѣ его, создавшаяся подъ вліяніемъ на него Гете и Байрона и служившая для многихъ соблазномъ. Разумѣемъ тѣ мѣста произведеній поэта, гдѣ онъ, съ одной стороны, выступаетъ съ байроновскимъ разочарованіемъ въ жизни, а, съ другой,—переносить на русскую почву попытку опоэтизировать злое начало—демона. Въ первомъ случаѣ байроновскіе герои Лермонтова очень часто богохульствуютъ, какъ Юрій Волинъ, говорящій передъ смертью: „Но если Онъ точно всевѣдущъ, зачѣмъ не препятствуетъ ужасному преступленью—самоубийству?.. Гдѣ Его воля, когда по моему хотѣнью я могу умереть или жить?'',[1] или какъ Владиміръ Арбенинъ,[2] обвиняющій Бога въ своихъ несчастіяхъ: „Богъ, Богъ! Во мнѣ отнынѣ къ Тебѣ нѣтъ ни любви, ни вѣры... Но не наказывай меня за мятежное роптаніе... Ты, Ты самъ нестерпимою пыткою вымучилъ эти хулы... Ты виноватъ!.."

       Во второмъ случаѣ изъ духа зла съ его отталкивающимъ обликомъ поэтъ пытается создать героя, прекраснаго въ своей скорби и своеобразномъ величіи. Демонъ— „пришлецъ туманный и нѣмой, красой блистая неземной" уже не „ада духъ ужасный, порочный мученикъ— о, нѣтъ! Онъ былъ похожъ на вечеръ ясный, на день, на ночь, на мракъ, на свѣтъ".

       Взятыя въ отдѣльности приведенный мѣста многими осуждались съ религіозной точки зрѣнія, какъ проповѣдь байроновскаго „сатанизма". Но творчество М. 10. Лермонтова при всей краткости его авторской жизни въ достаточной мѣрѣ разнообразно и многогранно, чтобы его не пзмѣрять только что приведенными тенденціями. Въ данномъ случаѣ необходимо принять во вниманіе всѣ условія, въ которыхъ проходило творчество нашего поэта въ ту полосу его жизни, когда онъ подарилъ русскую литературу своимъ „Демономъ". Прежде всего, талантъ нашего великаго поэта въ эту полосу жизни только формировался, и въ эту пору вполнѣ естественно было его подчиненіе вліянію того, кто могъ поразить его молодое воображеніе. Такимъ вліяніемъ и было вліяніе Байрона. Ранняя семейная драма толкнула молодого поэта подъ очарованіе мрачной поэзін Байрона. И вотъ въ эту пору онъ заявляетъ о своемъ сродствѣ съ Байрономъ: „Я молодъ, но кипятъ на сердцѣ звуки, и Байрона достигнуть я бъ хотѣлъ: у насъ одна душа, однѣ и тѣ-же муки..." И подъ вліяніемъ Байрона создаются у Лермонтова герои-богоборцы, выступающіе съ открытымъ ропотомъ на Бога; подъ его же вліяніемъ создается и „Демонъ". Сродство лермонтовскаго демона съ творчествомъ Байрона слишкомъ очевидно, если поставить рядомъ описаніе Люцифера въ „Каинѣ" Байрона и Демона у Лермонтова! Поэтому-то едва ли можно строго судить нашего поэта за „Демона", явившагося плодомъ вліяпія на него писателя, какъ бы воспользовавшагося его душевнымъ разладомъ, тѣмъ болѣе, что ничѣмъ нельзя доказать постояниаго сочувствія Лермонтова къ своему герою-демону. Поэтъ относился къ своему „Демону", какъ къ произведенію юношескихъ лѣтъ и какъ таковымъ былъ недоволенъ имъ. Надъ демономъ, какъ предметомъ своего молодого увлеченія, онъ впослѣдствіи даже подсмѣивается:

„Кипя огнемъ и силой юныхъ лѣтъ,

Я прежде пѣлъ про демона иного;

То былъ безумный, страстный, дѣтскій бредъ".

Подъ конецъ своей жизни онъ еще разъ передѣлываетъ своего „Демона", и возможно, что, если бы жизнь поэта продлилась, онъ совершенно измѣнилъ бы эту поэму. Но даже и въ томъ видѣ, въ какомъ поэма дошла до насъ, она вовсе не говорить за то, что поэтъ былъ подъ вліяніемъ очарованія созданнымъ имъ образомъ демона. Къ концу поэмы самъ онъ срываетъ со своего героя созданную имъ самимъ дымку очарованія и выставляетъ его передъ нами снова въ видѣ злобнаго духа ада. Когда одинъ изъ ангеловъ святыхъ несетъ грѣшную дущу Тамары, путь его пересѣкаетъ „адскій духъ", и передъ душою

„Снова онъ стоялъ.

Но Боже! кто-бъ его узналъ?

Какимъ смотрѣлъ онъ злобнымъ взглядомъ,

Какъ полонъ былъ смертельнымъ ядомъ

Вражды, не знающей конца,

И вѣяло могильнымъ хладомъ

Отъ неподвижнаго липа..."

       Устами ангела поэтъ высказываетъ демону судъ Божій надъ грѣшною душою Тамары,—судъ благой, всепрощающий, и эта картина спора въ волнахъ синяго эфира началъ добра и зла, окончившагося торжествомъ добра, вполнѣ оиравдываетъ поэта въ какихъ бы то ни было обвиненіяхъ его въ противорелигіозномъ воспѣваніи злого начала—демона. Вопреки всѣмъ подобнымъ обвиненіямъ, игнорируя нѣкоторые слѣды юношескихъ увлеченій, мы должны остановиться надъ одной прекрасной стороной личности нашего поэта—его религіозностью.

       Онъ былъ религіозенъ. Это подтверждается многими изслѣдователями настроенія нашего поэта. Онъ „никогда не былъ нерелигіознымъ". Частое вдохновеніе поэта поэзіѳй Библіи одинъ изъ изслѣдователей объясняеть его религиозностью. Правда, эта оцѣнка дѣлается очевидною для всякаго при чтеніи многихъ рѣдкихъ, пожалуй, единственныхъ въ русской литературѣ религіозныхъ мелодій въ поэзіи Лермонтова. Эти мелодіи поражаютъ своею сердечностью, необычайной близостью вѣрующаго сердца къ Божеству.

       Въ стихотвореніи „Когда волнуется желтѣющая нива" созерцаніе природы, умиротворяющее душу, заканчивается для поэта созерцаніемъ въ небесахъ Бога. „Въ минуту жизни трудную", въ минуту тяжести душевной поэтъ находитъ выходъ и утѣшеніе въ сладости молитвы, послѣ которой „Съ души какъ бремя скатится,

Сомнѣнье далеко—

И вѣрится и плачется,

И такъ легко, легко...

       Передъ поэтомъ. очевидно, неоднократно становилась мысль о грѣховности нѣкоторыхъ сторопъ его поэтическаго творчества, и тогда изъ подъ пера его выливались трогательный строки „молитвы", гдѣ онъ просить Всесильнаго не карать его за то, что

„Часто звукомъ грѣшныхъ пѣсенъ

Я, Боже, не Тебѣ молюсь"...,

гдѣ поэтъ проситъ Бога:

„Отъ страшной жажды пѣснопѣнья

Пускай, Творецъ, освобожусь;

Тогда на тѣсный путь спасенья

Къ Тебѣ я снова обращусь".

       Эта самооцѣнка поэта съ религіозной точки зрѣнія наиболѣе ярко подчеркиваетъ необычайную чуткость его религіозной совѣсти, и эта чуткость уберегла въ немъ, не смотря на увлеченія молодости, твердую религіозпую настроенность, воспитанную съ дѣтства. Эта настроенность въ общей массѣ поэтическаго матеріала Лермонтова какъ бы яркимъ лучемъ солнца изъ тучъ прорывается сердечнымъ воплемъ молитвы („Я, Матерь Божія, ныиѣ съ молитвою"), или же окутываетъ трогательнымъ сумракомъ религіознаго мира святой уголъ съ кивотоиъ и лампадой: „Прозрачный сумракъ, лучъ лампады.

Кивотъ и крестъ символъ святой...

Все полно мира и отрады

Вокругъ тебя и надъ тобой"...

       Всѣ эти трогательный религіозньія мелодіи Лермонтова, выражаясь словами одного изслѣдователя, — „озарены немеркнущимъ сіяніемъ новозавѣтной иоэзіи; въ нихъ и безграничная, свѣтлая вѣра въ Бога, въ Божію Матерь, и тихая грусть, и надежда и нѣжность; въ русской литературѣ нѣтъ релнгіозныхъ мелодій, плѣнительпѣе Лермонтовскихъ".

       Господь не судилъ поэту долгой жизни. Она пресѣклась въ ту пору, когда талантъ его все развивался и выходилъ на путь устойчивости и сиокойстиія. Тревожная, бурная полоса увлеченія кончилась. И нужно вѣрить, что иоэтъ, если бы Богь судилъ иначе, вполнѣ сформировался бы въ поэта-христіанина, вышелъ бы на путь спасенія, сохранивши „жажду пѣснопѣнія" и научившись „звукомъ пѣсені " молиться Творцу, о чемъ онъ такъ страстно ироснлъ Бога въ одной изъ приведенныхъ молитвъ. Но и за то, что сказано имъ между строкъ его многомятежной поэзіи изъ — 573 — области святыхъ религіозныхъ переживаніп, да проститъ Господь всѣ его увлеченія, да удостоить его того спаеенія, къ которому онъ тяготѣлъ, п сподобитъ его па небесахъ воочію лицезрѣть Себя, какъ сподоблялъ его впдѣть Себя въ небесахъ, умиротворяя его мятежную душу зрѣлищемъ величественпыхъ картииъ природы!

           Святое в творчестве М.Ю. Лермонтова (на 2-е октября 1914 года) // ТЕВ. 1914. №40. С. 569-573.

Краевед Валентин Огнев. 2022 год.



 

 

 

Joomla